«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Мне этот смершевец сразу сказал: «Будем работать в контакте». И, как ни странно, мы действительно очень хорошо с ним сработались, даже подружились очень быстро. Хороший оказался парень, боевой, гадостей никому не делал, да и меня не пытался учить тому, как и что мне делать. А то, говорят, некоторые из их брата на такое были горазды… А этот нормальным парнем оказался. Мы его хохлом называли. Он на это не обижался, наоборот, в отличие от многих украинцев, любил такое наименование. Еще в самом начале я его как-то спросил: «Иван Иванович, а когда вас хохлом называют, вы не обижаетесь?» – «Нет, не обижаюсь. Все правильно, мы и есть хохлы!»

В чем еще секретность наших частей выражалась, кроме смершевца? Первое время, когда мы выезжали, нас охраняли истребители. Нет, не то чтобы целыми эскадрильями, но одна-две машины стабильно в воздухе появлялись над нашими огневыми позициями перед тем, как мы открывали огонь. То есть только мы выедем с запасной позиции – им тоже сразу команду дают к вылету. А дальше что? Приедем мы на огневую позицию. Я, смершевец, командир взвода, ну и ребята наши. Через десять минут после прибытия уже данные все готовы. Даем залп секунд за 10–15. Это зависело от того, какой объект надо уничтожать. Но в основном мы выпускали все 64 снаряда (на каждой установке было по 16 снарядов). После этого быстро возвращались на запасную позицию. Ну и истребители тогда, конечно, тоже улетали.

Насколько я знаю, вы участвовали в обороне Москвы.

Да, там как получилось? Когда весь наш полк был сформирован, его в полном составе отправили под Сталинград. Настрой у нас всех был хороший: бить врага, чего бы это ни стоило! Однако по дороге нас вдруг остановили. Моя батарея как раз первой ехала. И ко мне подходит полковник: «Ваша батарея будет возвращена в Москву для обороны города. У нас в столице очень тяжелое сейчас положение». И, знаете, что самое удивительное, – я ведь тогда даже не знал, какое тяжелое положение под Москвой и что немцы уже вплотную подошли к столице. В наших частях даже разговоров об этом не было. Видимо, не хотели панику сеять. Ну, как бы то ни было, я говорю полковнику: «При всем уважении к вам подчиниться вашему приказу я права не имею. Человек я подневольный, вот если командир полка мне прикажет. Договаривайтесь с ним». Полковник этот сразу побежал к нашему командиру полка. Последний через некоторое время подошел ко мне, говорит: «Давай, езжай под Москву!» Значит, в полку у нас, как положено, три дивизиона было. И сам командир дивизиона с основными силами поехал дальше на Сталинградский фронт, а я – столицу защищать. Это ж 1942 год, приказ Сталина был, чтобы из всех частей, направляемых на другие фронта, отбирать часть сил для обороны Москвы.

В результате приехал я к городу Клину, это примерно в ста километрах от Москвы. Здесь меня сразу прикрепили к стрелковой дивизии. Ее командир тут же мне объяснил: «Мы передадим вас в распоряжение такого-то полка, этому полку, как воздух, надо дать пару-тройку залпов. Немцы сейчас до того оголтело здесь наступают, что не удержишь». Вроде как это эсэсовские части к Москве прорывались. А эсэсовцы – это такие черти были, что им очень тяжело было противостоять. Ну, мне дали небольшое время, чтобы с полком познакомиться. Командир полка меня просит, мол, готовься побыстрее. А мне-то подготовиться не так уж и сложно, другое дело, что у меня снарядов с собой ограниченное количество. В моей батарее было ведь всего четыре машины. Это двести снарядов на всех, вот и все резервы. Но командир полка отвечает: «Не ваша забота. Снаряды мы найдем, было бы кому стрелять! На три залпа я рассчитываю. Давайте первый залп, вот вам координаты».

А в том районе как раз было очень большое скопление сил эсэсовцев. Там и танки были, и пехота на машинах. И надо было во что бы то ни стало по этому району в считаные минуты ударить. Однако это ведь не все так просто было. Прямо с дороги огонь ведь не откроешь. Надо было выбрать огневую позицию. Тем более что снаряды наши в ту пору на вес золота ценились, нельзя было их тратить попусту. Соответственно, я говорю командиру полка: «Дайте мне разведчиков, я с ними вместе выберу подходящую позицию. Батарею оставлю под охраной вашего полка. А потом уж и залп дадим такой, что фрицы не зарадуются». Он быстренько организовал все это. Дали мне офицера разведки, карту с координатами. Офицер мне объяснил по карте, где наши позиции, а где немецкие. Они очень плотно друг к другу располагались. И я к этому делу предельно аккуратно отнесся, можно ведь было и в руки немцев угодить. Выбираю примерную позицию. Офицер этот спрашивает меня: «А дальности хватит?» «Хватит, конечно», – отвечаю, мы ведь и на восемь километров без проблем могли ударить.

В итоге мы подъехали к одному месту, примерно в шести километрах от расположения основных сил эсэсовцев. Я вижу, что огневая позиция подходящая. Говорю офицеру из разведки: «Отлично, отсюда мы и ударим. Давайте, вы со мной поедете до батареи и обратно. Вы ведь все дороги здесь знаете, так мы быстрее на месте будем». Когда моя батарея подъехала к месту назначения, все установки были уже заряжены. Я сам на первой установке ехал. И вот, я сказал командиру взвода, где расставить машины, а сам начал данные готовить. Через десять минут я уже сделал все расчеты. «Так, теперь проверить все надо», – произношу вслух мелькнувшую у меня мысль. А мой командир взвода рядом стоит, говорит, улыбаясь: «Проверяй – не проверяй, а кругом здесь немцы, не ошибешься!» У них действительно позиции далеко вглубь уходили. И я подготовил данные с запасом. Скомандовал: «Огонь!» – и через десять секунд вылетело 64 снаряда. Фрицев так хорошо наши снаряды накрыли, что они буквально с ума сходили. В общем, удался наш удар на славу!

Вот так мы и воевали под Москвой. Когда у нас снаряды заканчивались, командир полка, действительно, доставал их вскоре. Тут надо сказать, что к 1942 году снарядов для «катюш» стали больше производить, чем вначале. Уже после самого первого испытательного залпа «катюш» по станции Орша командующий Западным фронтом Тимошенко сообщил Сталину о том, что новое оружие проявило себя хорошо. А Сталин тут